Związek Literatów Polskich jest zawodową organizacją pisarzy. Jego członkowie, w swojej twórczości i działalności, nawiązują do humanitarnych tradycji myśli ogólnoludzkiej, które w kulturze polskiej zawsze były zespolone z troską o dobro kraju i narodu. Kontynuacja tych tradycji oraz wszechstronny rozwój współczesnej literatury polskiej stanowią przedmiot starań i pracy wszystkich członków i władz Związku Literatów Polskich.
Urodził się 19 listopada 1951 roku we wsi Zielony Gaj, w północnym Kazachstanie, w rodzinie polskich zesłańców. Absolwent Literackiego Instytutu im. A. M. Gorkiego w Moskwie. Od 1995 roku mieszka w Polsce, w Stalowej Woli. Pisze po polsku i po rosyjsku. Jest laureatem nagrody Oddziału Rzeszowskiego ZLP «Złote Pióro» za 2000 rok.
Książki wydane drukiem (przeł. z rosyjskiego)
» Myśmy do stepów unieśli ojczyznę, Szczecin 1994
» Stepowe legendy. Powieści i opowiadania, Białystok 1997
» To my jesteśmy, Polsko!, Stalowa Wola 2000
» Po kraju, którego już nie ma, Stalowa Wola 2002
» Nadchodzi wieczór, więc pożartujemy, Stalowa Wola 2005
» О тех, позабытых, скажите хоть слово, Stalowa Wola 2006 (w jęz. ros.)
» Nadchodzi wieczór 2, Stalowa Wola 2008
» Отих, позабутих, згадайте хоч словом, Київ 2011 (w jęz. ukr.)
» Tętent koni przez wieki, Tuchów 2012
Ponadto utwory tego autora zostały zamieszczone w pięciu wydaniach zbiorowych i almanachach.
Kontakt elektroniczny
емье Дыячинских досталось место на верхних нарах — досках укрепленных вдоль вагона. На нарах под ними занимала место немецкая семья Грапп. Тихая, молчаливая в среднем веке пара. Даже здесь в набитом людьми вагоне, немцы старались соблюдать какой — то уют, тишину и порядок. Временами даже казалось, что внизу никого и нет.
Вкарабкавшись наверх, Эва отгораживалась от соседей развешанными от ног до головы разными тряпками. Получалось что — то в виде собачьей будки, которая от настоящей отличалась только немного большими размерами. Однако именно эта возможность отделения, укрытия от других хотя бы на короткое время радовала и успокаивала Эву.
Ложила тогда возле себя пятилетнюю Виктоию, трехлетнюю Юзю и однолетнюю Рузю, а если сын, девятилетний Миколай, не дежурил в вагоне для скота вместе с отцом возле коровы, так и его тоже.
Дети засыпали, а Эва прикусив уголок платка и отвернувшись к стене тихо и горько плакала.
Собственно, здесь в вагоне, многие плакали горячими слезами и проклинали свою судьбу. Плакали за своими домами, своей землей, всем тем добром, которое вынуждены были оставить на своей прежней родине видимо уже навсегда. Люди плакали не стыдясь своих слез. Здесь никто не удивлялся их минутной слабости, никто не смеялся над ними.
А Эва после того, вдоволь наплакавшись и прислушиваясь к ритму однообразно и равномерно перестукивавших колес гнавшего день и ночь неизвестно куда поезда, снова возвращалась мыслями в минувшие годы. Этим разом мыслями дошла аж до дня своей свадьбы. Видимо оказало на то влияние постоянное отсутствие ее мужа Юзефа. Он, собственно, как и все остальные мужчины, большую часть времени проводил в грязном и тряском вагоне для животных. День и ночь присматривал за Красулей, единственной коровой — кормилицей, которую им позволили взять с собой со всего их хозяйства в далекий неизвестный им край — в Казахстан. А так вообще вагон для скота мало чем отличался от вагона для людей. Разве что тем, что там не было нар для сна; спали мужчны на соломе. Впрочем это не главное. Главное, чтобы с коровой не случилось чего...
— Спаси нас Боже от такой беды! — со страхом и мольбой одновременно перекрестилась Эва, отгоняя оновременно от себя пришедшие в недобрую пору мучившие ее ночные кошмары. Также поэтому, как можна быстрее переключила свои мысли на что — нибудь более светлое и приятное, на свою жизнь, от которой все он все больше и больше теперь удалялись.
Та жизнь, на свободе, может и не была слишком уж такой прекрасной и богатой, как этого хотелось бы. Минуло всего несколько лет, как в новом советском государстве закончилась тяжелая и жестокая гражданская война. Еще всего не хватало. Тем не менее на свадьбе Эвы и Юзефа гости гуляли целых три дня. Столы были уставлены большими и малыми бутылками самогонки изготовленной из свеклы и жита. На тарелках красовалась душистая домашняя колбаса, притягивали взгляды гостей различные салаты, холодец, свежеиспеченные булочки.
— Юзек, не переживай! Не стыдись того, что входишь в мой дом без всякого наследства — говорил певучим языком поляков украинско — польского пограничья слегка уже подвыпивший отец невесты Францишек Ясиньски, поправляя свои пышные рыжеватые усы. — Я видел те печки, которые ты сложил нашим соседям. Каждый подтвердит, имеешь золотые руки! Со временем будешь мастером в своем деле. Хотя живешь в наших краях совсем недавно, а люди уже ценят тебя. Это тоже кое — что значит! Давай — ка еще раз обниму тебя, как зятя...
— Та печка — продолжил он снова, — которую ты смастерил в моем доме, греет — лучше не надо! Так что, не переживай, твой вклад в эту свадьбу тоже есть. Живи у меня, сколько хочешь! А в будущем купим также тебе дом. Или сами с Эвкой построите себе новый, если захотите. А потом, когда — нибудь, поедем все вместе к твоим родным в Польшу. Как говоришь тот город называется? Лодзь? Ну, так в эту Лодзь и поедем. Надо же будет отведать сватов...
Францишек закончил свой монолог, выпил очередную стопку, снова поправил усы и крикнул в сторону небольшого сельского оркестра:
— Эй, музыканты! Сыграйте — ка мазурка для жениха!
Мазурек в их краях был самым популярным танцем и гости вслед за молодой парой дружно двинулись парами на середину избы. Впрочем, некоторые наиболее подпившие уже охотней сплясали бы краковяк.
Во главе быстро выстроившихся пар под руку со своей невестой шел жених, больше обращая внимания не на музыку и танцующих, сколько на то, как бы не наступить на длинное свадебное платье невесты. Жениху было двадцать шесть лет. Роста был чуть выше среднего. Темно — русые волосы были аккуратно подстрижены и причесаны. Небольшие усы были старательно подбриты. В этот день Юзек впервые одел новый, темно — коричневый костюм и выглядел очень даже привлекательно. Невеста была его ровестницей. Однако вглядываясь в ее счасливое, чуть румяное лицо и щупловатую невысокую фигурку, каждый дал бы ей на несколько лет меньше. А может под впечатлением этих счастливых минут вдруг так помолодела? Эва легко ступала по полу, опустив прикрытые длинными ресницами почти черные глаза, а дружки, которые были моложе ее, смотели в этот день на свою подружку с нескрываемой завистью.
Жених шел в танце с высоко поднятой головой — он всегда ее так держал — и смотрел темно — карими глазами куда — то в даль над головой своей невесты. Может был в эти минуты был где — то в своей родной Лодзи, возле немолодых уже родителей, оставшихся там со всеми остальными своими детьми. А може просто думал о своем новым доме и найденном здесь счастью.
Немного позже молодые уже сидели на санях, которые мчала заснеженной лесной дорогой пара резвых гнедых лошадей. И симпатичный жених, одной рукой прижимая к себе молодую, щупленькую жену, а другой поправляя свои темные усики, шептал ей в ухо по — польски:
— Если б ты только знала, как я тебя люблю, Эвочка! Как Бога, люблю!...
От такого сравнения глубоко верующая молодая жена почувствовала вдруг себя озабоченной и даже испуганной. Не грех ли так говорить? В то же время радуясь его словам отвечала своему мужу может быть не на таком чистом польском, как он, но тоже от всего сердца:
— И я тебя тоже так же само люблю, Юзеф!
Эта прекрасная молодая пара были мои дедушка и бабушка. Начинался 1925 год.